Неточные совпадения
Городничий. Ну, уж вы — женщины! Все кончено,
одного этого слова достаточно! Вам всё — финтирлюшки! Вдруг брякнут
ни из того
ни из другого словцо. Вас посекут, да и только, а мужа и поминай как звали. Ты,
душа моя, обращалась с ним так свободно, как будто с каким-нибудь Добчинским.
Стародум (берет у Правдина табак). Как
ни с чем? Табакерке цена пятьсот рублев. Пришли к купцу двое.
Один, заплатя деньги, принес домой табакерку. Другой пришел домой без табакерки. И ты думаешь, что другой пришел домой
ни с чем? Ошибаешься. Он принес назад свои пятьсот рублев целы. Я отошел от двора без деревень, без ленты, без чинов, да мое принес домой неповрежденно, мою
душу, мою честь, мои правилы.
Стародум. Как! А разве тот счастлив, кто счастлив
один? Знай, что, как бы он знатен
ни был,
душа его прямого удовольствия не вкушает. Вообрази себе человека, который бы всю свою знатность устремил на то только, чтоб ему
одному было хорошо, который бы и достиг уже до того, чтоб самому ему ничего желать не оставалось. Ведь тогда вся
душа его занялась бы
одним чувством,
одною боязнию: рано или поздно сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли тот, кому нечего желать, а лишь есть чего бояться?
Оставшись
одна, Долли помолилась Богу и легла в постель. Ей всею
душой было жалко Анну в то время, как она говорила с ней; но теперь она не могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме и детях с особенною, новою для нее прелестью, в каком-то новом сиянии возникали в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так дорог и мил, что она
ни за что не хотела вне его провести лишний день и решила, что завтра непременно уедет.
А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны более к великим жертвам
ни для блага человечества,
ни даже для собственного счастия, потому, что знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от
одного заблуждения к другому, не имея, как они,
ни надежды,
ни даже того неопределенного, хотя и истинного наслаждения, которое встречает
душа во всякой борьбе с людьми или с судьбою…
В самом деле, что
ни говори, не только
одни мертвые
души, но еще и беглые, и всего двести с лишком человек!
Не
один господин большой руки пожертвовал бы сию же минуту половину
душ крестьян и половину имений, заложенных и незаложенных, со всеми улучшениями на иностранную и русскую ногу, с тем только, чтобы иметь такой желудок, какой имеет господин средней руки; но то беда, что
ни за какие деньги, нижé имения, с улучшениями и без улучшений, нельзя приобресть такого желудка, какой бывает у господина средней руки.
Конечно, ничего вредоносного
ни для кого не могло быть в этом поступке: помещики все равно заложили бы также эти
души наравне с живыми, стало быть, казне убытку не может быть никакого; разница в том, что они были бы в
одних руках, а тогда были бы в разных.
Дамы наперерыв принялись сообщать ему все события, рассказали о покупке мертвых
душ, о намерении увезти губернаторскую дочку и сбили его совершенно с толку, так что сколько
ни продолжал он стоять на
одном и том же месте, хлопать левым глазом и бить себя платком по бороде, сметая оттуда табак, но ничего решительно не мог понять.
Впрочем, приезжий делал не всё пустые вопросы; он с чрезвычайною точностию расспросил, кто в городе губернатор, кто председатель палаты, кто прокурор, — словом, не пропустил
ни одного значительного чиновника; но еще с большею точностию, если даже не с участием, расспросил обо всех значительных помещиках: сколько кто имеет
душ крестьян, как далеко живет от города, какого даже характера и как часто приезжает в город; расспросил внимательно о состоянии края: не было ли каких болезней в их губернии — повальных горячек, убийственных каких-либо лихорадок, оспы и тому подобного, и все так обстоятельно и с такою точностию, которая показывала более, чем
одно простое любопытство.
Ах, он любил, как в наши лета
Уже не любят; как
однаБезумная
душа поэта
Еще любить осуждена:
Всегда, везде
одно мечтанье,
Одно привычное желанье,
Одна привычная печаль.
Ни охлаждающая даль,
Ни долгие лета разлуки,
Ни музам данные часы,
Ни чужеземные красы,
Ни шум веселий,
ни науки
Души не изменили в нем,
Согретой девственным огнем.
Наталья же Савишна была так глубоко поражена своим несчастием, что в
душе ее не оставалось
ни одного желания, и она жила только по привычке.
С возрастающим изумлением, вся превратившись в слух, не проронив
ни одного слова, слушала дева открытую сердечную речь, в которой, как в зеркале, отражалась молодая, полная сил
душа.
Сказав это, он вдруг смутился и побледнел: опять
одно недавнее ужасное ощущение мертвым холодом прошло по
душе его; опять ему вдруг стало совершенно ясно и понятно, что он сказал сейчас ужасную ложь, что не только никогда теперь не придется ему успеть наговориться, но уже
ни об чем больше, никогда и
ни с кем, нельзя ему теперь говорить. Впечатление этой мучительной мысли было так сильно, что он, на мгновение, почти совсем забылся, встал с места и, не глядя
ни на кого, пошел вон из комнаты.
Старуха же уже сделала свое завещание, что известно было самой Лизавете, которой по завещанию не доставалось
ни гроша, кроме движимости, стульев и прочего; деньги же все назначались в
один монастырь в Н—й губернии, на вечный помин
души.
Кашель
задушил ее, но острастка пригодилась. Катерины Ивановны, очевидно, даже побаивались; жильцы,
один за другим, протеснились обратно к двери с тем странным внутренним ощущением довольства, которое всегда замечается, даже в самых близких людях, при внезапном несчастии с их ближним, и от которого не избавлен
ни один человек, без исключения, несмотря даже на самое искреннее чувство сожаления и участия.
И так-то вот всегда у этих шиллеровских прекрасных
душ бывает: до последнего момента рядят человека в павлиные перья, до последнего момента на добро, а не на худо надеются; и хоть предчувствуют оборот медали, но
ни за что себе заранее настоящего слова не выговорят; коробит их от
одного помышления; обеими руками от правды отмахиваются, до тех самых пор, пока разукрашенный человек им собственноручно нос не налепит.
Катерина. Сейчас скажу. (Подумав.) Да! Поедешь ты дорогой,
ни одного ты нищего так не пропускай, всякому подай, да прикажи, чтоб молились за мою грешную
душу.
Не знаю. А меня так разбирает дрожь,
И при
одной я мысли трушу,
Что Павел Афанасьич раз
Когда-нибудь поймает нас,
Разгонит, проклянёт!.. Да что? открыть ли
душу?
Я в Софье Павловне не вижу ничего
Завидного. Дай бог ей век прожить богато,
Любила Чацкого когда-то,
Меня разлюбит, как его.
Мой ангельчик, желал бы вполовину
К ней то же чувствовать, что чувствую к тебе;
Да нет, как
ни твержу себе,
Готовлюсь нежным быть, а свижусь — и простыну.
— Во-первых, на это существует жизненный опыт; а во-вторых, доложу вам, изучать отдельные личности не стоит труда. Все люди друг на друга похожи как телом, так и
душой; у каждого из нас мозг, селезенка, сердце, легкие одинаково устроены; и так называемые нравственные качества
одни и те же у всех: небольшие видоизменения ничего не значат. Достаточно
одного человеческого экземпляра, чтобы судить обо всех других. Люди, что деревья в лесу;
ни один ботаник не станет заниматься каждою отдельною березой.
— Как не жизнь! Чего тут нет? Ты подумай, что ты не увидал бы
ни одного бледного, страдальческого лица, никакой заботы,
ни одного вопроса о сенате, о бирже, об акциях, о докладах, о приеме у министра, о чинах, о прибавке столовых денег. А всё разговоры по
душе! Тебе никогда не понадобилось бы переезжать с квартиры — уж это
одно чего стоит! И это не жизнь?
Она пела так чисто, так правильно и вместе так… так… как поют все девицы, когда их просят спеть в обществе: без увлечения. Она вынула свою
душу из пения, и в слушателе не шевельнулся
ни один нерв.
У него все более и более разгорался этот вопрос, охватывал его, как пламя, сковывал намерения: это был
один главный вопрос уже не любви, а жизни.
Ни для чего другого не было теперь места у него в
душе.
Вот какая философия выработалась у обломовского Платона и убаюкивала его среди вопросов и строгих требований долга и назначения! И родился и воспитан он был не как гладиатор для арены, а как мирный зритель боя; не вынести бы его робкой и ленивой
душе ни тревог счастья,
ни ударов жизни — следовательно, он выразил собою
один ее край, и добиваться, менять в ней что-нибудь или каяться — нечего.
Тихо и сонно все в деревне: безмолвные избы отворены настежь; не видно
ни души;
одни мухи тучами летают и жужжат в духоте.
Ни одна мелочь,
ни одна черта не ускользает от пытливого внимания ребенка; неизгладимо врезывается в
душу картина домашнего быта; напитывается мягкий ум живыми примерами и бессознательно чертит программу своей жизни по жизни, его окружающей.
— Какая тишина у вас здесь! — сказал Обломов. — Если б не лаяла собака, так можно бы подумать, что нет
ни одной живой
души.
В робкой
душе его выработывалось мучительное сознание, что многие стороны его натуры не пробуждались совсем, другие были чуть-чуть тронуты и
ни одна не разработана до конца.
На
душе моей было очень смутно, а целого не было; но некоторые ощущения выдавались очень определенно, хотя
ни одно не увлекало меня за собою вполне вследствие их обилия.
И дерзкий молодой человек осмелился даже обхватить меня
одной рукой за плечо, что было уже верхом фамильярности. Я отстранился, но, сконфузившись, предпочел скорее уйти, не сказав
ни слова. Войдя к себе, я сел на кровать в раздумье и в волнении. Интрига
душила меня, но не мог же я так прямо огорошить и подкосить Анну Андреевну. Я вдруг почувствовал, что и она мне тоже дорога и что положение ее ужасно.
Улица напоминает любой наш уездный город в летний день, когда полуденное солнце жжет беспощадно, так что
ни одной живой
души не видно нигде; только ребятишки безнаказанно, с непокрытыми головами, бегают по улице и звонким криком нарушают безмолвие.
Как
ни привык глаз смотреть на эти берега, но всякий раз, оглянешь ли кругом всю картину лесистого берега, остановишься ли на
одном дереве, кусте, рогатом стволе, невольно трепет охватит
душу, и как
ни зачерствей, заплатишь обильную дань удивления этим чудесам природы. Какой избыток жизненных сил! какая дивная работа совершается почти в глазах! какое обилие изящного творчества пролито на каждую улитку, муху, на кривой сучок, одетый в роскошную одежду!
Пришли к пристани: темнота;
ни души там,
ни одной лодки.
Один — невозмутимо покоен в
душе и со всеми всегда одинаков;
ни во что не мешается,
ни весел,
ни печален;
ни от чего ему
ни больно,
ни холодно; на все согласен, что предложат другие; со всеми ласков до дружества, хотя нет у него друзей, но и врагов нет.
— Ну, не буду, не буду… — согласился Виктор Васильич. — Я как-нибудь после Сергею Александрычу доскажу
одному. Где эти кислые барышни заведутся, и поговорить
ни о чем нельзя. Вон Зося, так ей все равно: рассказывай, что
душе угодно.
— Не понимаете?.. Сейчас поймете!.. О, это все устроил Половодов; я, собственно, не виноват
ни душой,
ни телом. Послушайте, Сергей Александрыч, никогда и
ни одному слову Половодова не верьте… Это все он устроил — и меня подвел, и вас погубил.
Душа его была переполнена, но как-то смутно, и
ни одно ощущение не выделялось, слишком сказываясь, напротив,
одно вытесняло другое в каком-то тихом, ровном коловращении.
Распятый человеколюбец, собираясь на крест свой, говорил: „Аз есмь пастырь добрый, пастырь добрый полагает
душу свою за овцы, да
ни одна не погибнет…“ Не погубим и мы
души человеческой!
Въезжая в эти выселки, мы не встретили
ни одной живой
души; даже куриц не было видно на улице, даже собак; только
одна, черная, с куцым хвостом, торопливо выскочила при нас из совершенно высохшего корыта, куда ее, должно быть, загнала жажда, и тотчас, без лая, опрометью бросилась под ворота.
— Соберитесь с всеми силами
души, умоляйте отца, бросьтесь к его ногам: представьте ему весь ужас будущего, вашу молодость, увядающую близ хилого и развратного старика, решитесь на жестокое объяснение: скажите, что если он останется неумолим, то… то вы найдете ужасную защиту… скажите, что богатство не доставит вам и
одной минуты счастия; роскошь утешает
одну бедность, и то с непривычки на
одно мгновение; не отставайте от него, не пугайтесь
ни его гнева,
ни угроз, пока останется хоть тень надежды, ради бога, не отставайте.
Один цветок, который
ни возьми,
Души твоей дремоту пробуждая,
Зажжет в тебе
одно из новых чувств...
Внимание хозяина и гостя задавило меня, он даже написал мелом до половины мой вензель; боже мой, моих сил недостает,
ни на кого не могу опереться из тех, которые могли быть опорой;
одна — на краю пропасти, и целая толпа употребляет все усилия, чтоб столкнуть меня, иногда я устаю, силы слабеют, и нет тебя вблизи, и вдали тебя не видно; но
одно воспоминание — и
душа встрепенулась, готова снова на бой в доспехах любви».
Все воскресло в моей
душе, я жил, я был юноша, я жал всем руку, — словом, это
одна из счастливейших минут жизни,
ни одной мрачной мысли.
С больною
душой, с тоскующим сердцем, с неокрепшим организмом, человек всецело погружается в призрачный мир им самим созданных фантасмагорий, а жизнь проходит мимо, не прикасаясь к нему
ни одной из своих реальных услад.
Не мог бы
ни один человек в свете рассказать, что было на
душе у колдуна; а если бы он заглянул и увидел, что там деялось, то уже не досыпал бы он ночей и не засмеялся бы
ни разу.
Но
ни один из прохожих и проезжих не знал, чего ей стоило упросить отца взять с собою, который и
душою рад бы был это сделать прежде, если бы не злая мачеха, выучившаяся держать его в руках так же ловко, как он вожжи своей старой кобылы, тащившейся, за долгое служение, теперь на продажу.
От Яковлева я вышел около часа ночи и зашлепал в своих высоких сапогах по грязи средней аллеи Цветного бульвара, по привычке сжимая в правом кармане неразлучный кастет — подарок Андреева-Бурлака. Впрочем, эта предосторожность была излишней:
ни одной живой
души, когда
И я не делал новых попыток сближения с Кучальским. Как
ни было мне горько видеть, что Кучальский ходит
один или в кучке новых приятелей, — я крепился, хотя не мог изгнать из
души ноющее и щемящее ощущение утраты чего-то дорогого, близкого, нужного моему детскому сердцу.
Он прошел перед нами со своим невинным маниачеством, не оставив глубокого следа, но
ни разу также не возбудив
ни в ком
ни одного дурного или враждебного движения
души…
С парохода видны в бинокль и простым глазом хороший строевой лес и береговые скаты, покрытые ярко-зеленою и, должно быть, сочною травой, но
ни жилья,
ни одной живой
души.